Для более подробного описания ритуальной модели, мы решили воспользоваться некоторыми из идей Юнга [40], тем более, что Мирча Элиаде, на теорию которого мы опираемся, черпал из этого же источника в своих исследованиях мифа.
Начнем с центрального понятия юнгианской аналитической психологии - архетипа (о его связи с категорией мифа речь шла в первой части этой работы). То, что Юнг называл формой или структурой архетипа, задающей направления для объединения внешних содержаний (поведения, эмоций, образов) есть потребностная сфера человека. Но далеко не любая потребность становится архетипической "праформой", а лишь паталогизированная (блокированная, перенапряженная и др.).Т. е. содержание архетипа есть внутреннее отражение конкретного "напряженного" потребностного комплекса. Помимо этого, архетипом также является специфическая поведенческая активность, связанная с удовлетворением данных потребностей. Таким образом, ритуал, как идеальную модель перехода из одного состояния в другое, с полным правом можно считать архетипом. https://remont-touareg.ru ремонт двигателя фольксваген туарег volkswagen touareg.
Архетип появляется из бессознательного, оживление которого обязано полному упадку всех сознательных надежд и ожиданий. Поскольку бессознательное, по Юнгу, есть сфера предшествующая сознанию, то компенсаторное действие бессознательного призвано разрешить кризис и уравновесить эти две части человеческой психики. Этим целям предназначена трансцендентная функция, как процесс объединения противоположностей (сознательной переработки бессознательного материала), имеющий своим результатом расширение сознания, образование индивидуальности человека, раскрытие самости и переживание опыта целостности.
Если сравнивать изложенные идеи Юнга с рассматриваемой нами трехчастной формой ритуала, оказывается, что они легко совмещаются. И в этом случае описание ритуала будет выглядеть следующим образом. Стадия "отделения" характеризуется сознательной потребностью в разрядке напряжения, кризисного состояния индивида через приобретение новых идей, смыслов, возможностей и пр. Подобное перенапряжение сознательной установки опасно, следовательно, бессознательное стремится "компенсировать", снять обособленность сознания, но не исключена вероятность, что оно может занять место реальности сознания. Поэтому ритуал - наиболее удачный мотив разрешения кризисной ситуации, так как предоставляет возможность синтеза сознательной и бессознательной сторон психики. Их гармонизацию и уравновешивание осуществляет трансцедентная функция в серединной ступени ритуала. Именно здесь возможно обретение самости или приближение к этому состоянию, но в любом случае "внепредельное" состояние способствует интеграции бессознательных мотивов в сознание, расширению его возможностей и выходу в иное качественное состояние, которое завершается стадией "соединения", приобщением к новому идентификационному объекту.
Мы рассмотрели схему ритуала в понятиях и терминах Юнга, чтобы попытаться прояснить специфику состояния индивида во время осуществления редуцированной формы ритуала, которая имеет место при смене образовательных моделей.
Следуя Юнгу, после определенного перенапряжения сознательной функции, связанного с окончанием школы - хорошо известных стрессовых состояний выпускных экзаменов, необходимости скорейшего выбора дальнейшего места обучения (давление стереотипов, родители, армия) - следует немедленная реакция бессознательного, чтобы предотвратить чрезмерную дифференциацию сознания. Но действие бессознательного непредсказуемо. То, что может стать благом при соответствующем настрое индивида, который обеспечивается состоянием "вне пределов", в редуцированном пространстве ритуала просто поглощает опыт сознания, занимает его место.
При помощи юнговской модели объяснения психики, мы пришли к утверждению того факта, что в случае двухчастного ритуала, в состоянии вынужденной свободы (за отсутствием возможности занять топос, необходимый для обособления, отстояния индивида и собирания его Я), человек подвергается эффекту прямо противоположному цели этой вынужденной остановки - он начинает осознавать себя как не-Я. Ведь, согласно Юнгу, бессознательное есть область коллективного опыта и вне-индивидуальных форм-архетипов. Но если обратиться к иной психоаналитической традиции - вывод будет тем же: " . бессознательное есть та часть конкретного трансиндивидуального дискурса, которого не хватает субъекту для восстановления непрерывности своего сознательного дискурса" [14, 28], или "Бессознательное субъекта есть дискурс другого" [14, 35].
Но чем же тогда отличается бессознательное субъекта от "сознательной" его идентификации с объектом, ведь там также осуществляет себя дискурс другого? Интенсивностью воздействия. Жизнь человека - это подвижная конфигурация различных дискурсивных матриц, именно поэтому мы говорим о я-формах, я-идентификациях, которые рассеяны по различным символическим измерениям социального пространства. Но действие дискурса не тотально, его поверхность остается проницаемой для Я; именно в эти точки разрыва Я может внедрить свое интенсивное бытие, конечно при наличии силы и желания это сделать. Бессознательное же состояние индивида - вынужденная свобода двухчастного ритуала - это обессиленное я, страдающее я, я жаждущее и ждущее, я испуганное и бездумное. В таком растерянном состоянии Я наиболее подвержено захвату дискурсом и прочими дисциплинарными практиками, оно наиболее полно отдается во власть этих репрессивных устройств.